Шесть подозреваемых - Страница 94

— Позвольте-ка на него взглянуть.

— У меня его уже нет. Продан в понедельник одному моему клиенту в Ченнае.

— Ченнае?

— Да.

Ашок невольно сжал кулаки.

— Сейчас же дайте мне всю информацию о человеке, которому вы его продали.

Через десять минут он вышел на улицу, пряча в карман листок бумаги с очередным адресом. Вернувшись в гостиницу, чиновник застал Экети мирно спящим.

— Поднимайся, ублюдок, и собирай вещички.

— Куда мы на этот раз?

— В Ченнай, — отвечал Ашок. — На встречу с неким господином СП. Раджагопалом.

— На чем поедем?

— На поезде.

По случаю фестиваля на вокзале Ховрах было куда многолюднее обычного. На платформах творился форменный хаос, пассажиры длинными рядами устраивались прямо на холодном полу, голосистые торговцы зычно выкрикивали названия журналов и газированных напитков, повсюду сновали носильщики в красном, удерживая на головах груды коробок и чемоданов. Увидев, как пот ручьями стекает по их лицам, туземец повернулся к своему спутнику:

— Почему эти люди так тяжело работают?

— Да потому, что нас не кормят задаром, как ваше племя, — огрызнулся Ашок. — Ты хоть представляешь, во сколько мне обошлись билеты до Ченная? Чувствую, это будет не поездка — сущий кошмар.

— А Экети нравится!

Однако, услышав грохот приближающегося поезда, андаманец тревожно напрягся. Потом он еще несколько мгновений прятался за спиной Ашока, прежде чем робко войти в мягкий вагон. Женщины дружно вздрогнули и крепче схватились за сумочки. Дети в испуге прижались к своим отцам. Туземец улыбнулся всем ослепительной, жемчужной улыбкой. Пассажиры расслабились.

Экети сел у окна и не трогался с места все двадцать семь часов путешествия. Солнце светило ему в лицо, ветер трепал полосы, а перед глазами, точно в пестром калейдоскопе, тусклые коричневые поля пшеницы сменялись роскошной зеленью молодого риса; молодой человек не переставал изумляться просторам страны, по которой можно ехать часами, легко минуя одну деревню за другой, и все-таки по-прежнему быть вдалеке от цели. Между тем понемногу смеркалось, день уступил место ночи, и беспрестанный перестук колес убаюкал Экети, точно сладкая колыбельная.

В Ченнае все было по-другому. Знойная, влажная — не в пример Калькутте — погода. Смуглые и усатые, как на подбор, мужчины. Женщины носили яркие, точно радуга, сари и цветы в волосах. А еще здесь никто не говорил на хинди.

На выходе из готического краснокирпичного здания вокзала туземец шумно потянул носом. В это время дул северо-восточный муссон, и воздух был напоен удивительным дождевым ароматом.

— Наверное, где-то рядом есть море?

— Есть. А ты откуда знаешь? — спросил Ашок.

— Экети уловил его запах.

Один из вездесущих желто-черных авторикшей взялся доставить пассажиров на Стерлинг-роуд в Нунгамбаккаме, прямо к резиденции Раджагопала. Влившись в бурный поток уличного движения, андаманец широко раскрытыми от восторга глазами разглядывал внушительные здания и нарядные витрины бойкого, многолюдного бульвара. Город пестрел бесчисленными плакатами, призывающими смотреть очередной тамильский блокбастер, однако еще сильнее Экети заворожили гигантские фанерные щиты с изображением политиков и кинозвезд, стоявшие вдоль дороги (некоторые из них достигали высоты трехэтажного дома), из-за чего и сам Ченнай напоминал ему плоскую глянцевую картинку. Огромная женщина в сари с ослепительной улыбкой боролась за голоса избирателей с пожилым господином в темных очках. Над улицей подобно древним колоссам громоздились красотки с горящими страстью глазами и благородные усатые герои с невыразимо правильными прическами.

Стерлинг-роуд оказалась весьма оживленным местом, полным коммерческих заведений, банков и офисов, среди которых попадались жилые дома. Авторикша высадил пассажиров прямо у резиденции Раджгопала, представлявшей собой элегантную виллу, покрашенную в зеленый и желтый цвета. По обе стороны от высоких железных ворот (те были невесть почему открыты) дежурили двое охранников в униформах.

— Вы пришли на молитвенное собрание? — спросил один из них.

Чиновник молча кивнул.

— Пожалуйста, проходите. Это в главной гостиной.

— Жди здесь, — велел Ашок своему спутнику, а сам поспешил войти.

Между аккуратно подстриженными газонами тянулась изогнутая подъездная дорожка. Массивная тиковая дверь была отперта, и чиновник ступил сразу в гостиную, откуда недавно вынесли мебель. Пол устилали белые простыни, на которых расположились примерно полсотни человек в светлых одеждах. Мужчины сидели с одной стороны, женщины — с другой. В дальнем углу стояла фотография молодого человека с короткой стрижкой «ежиком» и густыми усами, украшенная гирляндой из алых роз. Перед ней, испуская тонкие дымные завитки, курились палочки благовоний. Рядом сидела красивая, чуть полноватая дама немногим старше тридцати, облаченная в сари из белого хлопка, без узоров и украшений, судя по всему — скорбящая вдова.

Ашок перешел на мужскую сторону, занял место в последнем ряду и напустил на себя строгий, подобающий случаю вид. Осторожно расспросив своих соседей, Ашок понемногу выведал, что попал на поминальную встречу в честь усопшего промышленника Селвама Папани Раджагопала, или просто СП, как звали его друзья, скончавшегося два дня назад от сердечного приступа, вызванного внезапной и необъяснимой потерей личного бизнеса.

Мероприятие длилось два часа. Ашок досидел до конца, а когда разошлись последние из скорбящих, он приблизился к вдове и приветственно сложил ладони.