Я киваю, и у нее на глазах опять выступают слезы.
— Как хорошо, что ты мне во всем признался, Мунна. — Голос Риту дрожит. — Бедность не самое страшное, обман куда хуже. — Она заглядывает мне прямо в глаза. — Ты спрашивал, останусь ли я твоим другом. Вот мой ответ.
И, наклонившись, целует меня в щеку. А потом забирает кольцо.
Не знаю, кого мне благодарить за такой счастливый оборот — Господа Бога или болливудских режиссеров, чья любимая тема — роман между бедным парнем и богатой девушкой. Неужели Риту настолько легкомысленна, чтобы верить фильмам, и ее прельщает судьба вымышленных героинь? А может, она, как Нандита Мишра, хочет снять документальный фильм о жизни в трущобах?.. Я смотрю ей в глаза — и не вижу ни тени фальши, одну лишь безбрежную искренность. Меня вместе со скамейкой захлестывает волна облегчения; на сердце нисходит прохлада, а из глаз начинают струиться потоки любви. Я отвечаю на поцелуй и крепко прижимаю Риту к себе, так, словно мы последние уцелевшие люди на земле…
Но вдруг прихожу в себя от того, что кто-то сильно трясет меня за плечо. Поднимаю глаза — и вижу над собой свирепые глаза рослого мужчины с густыми, завитыми кверху усами. Это Рам Сингх, телохранитель Риту.
— Девочка! — властно рявкает он, как слуга, которому многое в доме доверено. — Вся семья ожидает дома за праздничным столом, а ты вот где проводишь время? Видел бы тебя сейчас Бхайя-джи, убил бы на месте. Идем со мной сию же минуту.
Риту с ужасным воплем вырывается из моих объятий и вскакивает со скамейки. Ухватив бедняжку за руку. Рам Сингх тащит ее к автомобильной стоянке.
Оставшись один, я размышляю о власти ее отца. Если даже Рам Сингх способен нагнать подобного страха, то каково же встретить Джаганнатха Рая лицом к лицу? И что со мной сделают, если узнают про те шалости, которыми я занимался с его дочерью? Остается одна надежда. Неизвестные гангстеры до сих пор не вышли на след украденного чемодана. Может, и Джаганнатх не сумеет меня вычислить?
Вернувшись в храм, я застаю Чампи на ее излюбленной скамейке под огненным деревом. Но на этот раз она болтает с каким-то темнокожим незнакомцем. Впервые вижу, чтобы сестра с кем-то разговаривала. Я подхожу поближе. Пожалуй, это самый странный человек, какого мне только доводилось встречать. Росту в нем — не больше пяти футов, а кожа черная точно смоль, как у типичного негра, который танцует в кино с героиней из ночного клуба, одевшись в одну леопардовую набедренную повязку, потрясая копьем и напевая что-нибудь несусветное вроде «хугу-бугу».
— Кстати, а с кем ты вчера беседовала? — спрашиваю я на следующее утро.
— Это мой друг, живет в каморке по соседству, — говорит Чампи. — Как он выглядит?
Я пристально смотрю на сестру. Ее лицо напряглось в ожидании ответа. Похоже, Чампи уже нарисовала в уме портрет и теперь надеется, что не ошиблась. На ее щеках играет румянец, прямо как у моей Риту.
Потрясенный до глубины души, я понимаю: возможно, Чампи влюбилась в этого аборигена. Учитывая, как она безобразна, я почему-то раньше не допускал подобной мысли. Надо же быть столь бесчувственным эгоистом…
— Как он выглядит? — повторяет Чампи.
— Высокий, темный и очень красивый.
На лице сестры расцветает улыбка.
Незачем упоминать о том, что ее избранник — черный карлик, похожий на клоуна.
Наступает самая мучительная неделя в моей жизни. Риту не звонит, а ее телефон, очевидно, отключен. Я не сплю по ночам, терзаясь мрачными предчувствиями. И кажется, они начинают сбываться, когда семнадцатого марта из моего мобильника раздается взволнованный голос Малини, подружки Риту, с которой мы познакомились в ночном клубе.
— Мунна, вам нужно срочно поговорить. Еле-еле удалось вытащить ее к себе домой. Можешь прямо сейчас приехать на Уэст-Энд?
Записав адрес, я опрометью мчусь к ней, на чистенькую виллу в зеленом пригороде. Обезумевшая от горя Малини проводит меня к себе в комнату. В жизни я не испытывал такого потрясения. Риту, хромая, выходит навстречу. Сейчас она напоминает поколоченную мужем домохозяйку из теленовостей. На лбу и подбородке чернеют ссадины, щеки покрыты синяками, а под глазами темные круги.
— Кто это сделал? — кричу я.
— В мой день рождения в доме была настоящая война. Рам Сингх обо всем проболтался. Отец грозился меня пристрелить. А бил уже брат.
Меня обуревает неистовый гнев.
— Да как он посмел тебя тронуть? — возмущаюсь я. — Убить его мало!
— Теперь мне запрещено выходить из дома, — продолжает Риту. — И телефон отобрали. К счастью, Малини пришла погостить и упросила их отпустить меня в гости. Я только хотела предупредить: твоя жизнь в опасности.
— А как насчет твоей жизни? Что, если эти мясники-родные тебя прикончат? С них вполне станется.
— Женщинам на роду написано страдать. По крайней мере мне хватило мужества заявить, что я не пойду за Кунвара Индера Сингха, пусть даже под дулом пистолета. Не желаю быть пешкой в грязной политической игре отца.
— Так выходи за меня.
Риту медленно качает головой:
— Семья не допустит нашего брака. Достаточно и того, что я никогда не стану женой другого.
— Тогда мы поженимся против воли твоих родных. А что, хоть сейчас можем отправиться в храм. Получим официальное свидетельство, и тогда даже твоему отцу станет нечем крыть. Закон будет на твоей стороне.
Риту печально усмехается:
— Я видела, как полицейские поджимают хвосты, услышав имя отца. Они же первые и притащат меня домой на аркане.