Шесть подозреваемых - Страница 4

Пошарив у себя под подушкой, Рита находит пачку сигарет «Вирджиния лайт» и зажигалку. Опытным жестом прикуривает, затягивается, выпускает колечко дыма, которое тут же засасывает кондиционер.

— Достал билеты на вторник? — спрашивает она.

— А что у нас во вторник?

— Ну как же, по случаю рождения Махатмы Ганди будут вызывать его дух.

Мохан удивленно поднимает брови:

— С каких пор ты начала верить во всякую ерунду?

— Спиритизм — это не ерунда.

— Лично я не верю ни в духов, ни в призраков.

— Ты и в Бога не веришь.

— Да, я атеист. Уже лет тридцать не был ни в одном храме.

— Я тоже, но я хотя бы верующая. А этот Агхори-баба, по слухам, великий медиум. Он действительно общается с духами.

Мужчина презрительно усмехается:

— Какой там великий медиум! Дешевый фокусник да к тому же, наверное, питается человечиной. И потом, Ганди не поп-звезда, он Отец нации, черт побери, и заслуживает большего уважения.

— А разве общаться с духом — значит проявлять непочтение? Я, например, только рада тому, что наша индийская компания опомнилась раньше иностранцев. Иначе Ганди стал бы заграничной маркой вроде риса «басмати». Ну, дорогой, давай сходим!

Он смотрит ей в глаза.

— Ты представляешь себе, как это будет выглядеть? Бывший главный секретарь появляется на спиритическом сеансе. Это же иноземная забава. А моя репутация?

Рита посылает в потолок еще одно крутящееся дымное колечко и фыркает.

— Ну ты ведь бегаешь ко мне, забыв жену и взрослого сына. А на шоу пойти стесняешься?

Она роняет эти слова как бы между делом, однако Мохан Кумар уязвлен. Еще полгода назад, когда он был у власти, Рита не позволяла себе подобного тона. Пожалуй, в последнее время она заметно переменилась. Даже любовью занимается как бы нехотя, словно не желая растрачивать силы попусту на мужчину, который все меньше может — а то и вовсе не способен — исполнять ее прихоти.

— Послушай, Рита, я не пойду, — заявляет он тоном оскорбленного самолюбия, надевая пиджак. — Но если тебе так хочется на этот сеанс, достану лишнюю контрамарку.

— Что ты заладил: «сеанс» да «сеанс»? Обычное представление, как премьера в кинотеатре. Там будут все мои подруги. В прессе столько шума! И я уже купила вечернее шифоновое сари. Ну, дорогой, будь душкой, — говорит она и надувает губки.

Кумару известно, как Рита умеет настоять на своем. Стоит ей на что-то нацелиться, и уже не отговоришь. В этом он убедился на собственной шкуре, когда на тридцать второй день рождения любовница пожелала подвеску с танзанитом.

Подумав, он великодушно уступает:

— Хорошо. Устрою нам две контрамарки. Только не жалуйся, если тебя стошнит от этого Агхори.

— Не буду! — Рита подпрыгивает на месте и дарит ему поцелуй.

И вот вечер второго октября, семь двадцать пять. Мохан Кумар неохотно покидает свой автомобиль («хендай-соната» с персональным шофером) возле концертного зала «Сирфорт аудиториум».

Здание концертного зала напоминает крепость во время осады. Большой отряд полицейских в полной экипировке, предусмотренной для подавления массовых беспорядков, всеми силами сдерживает бурную толпу протестующих, откуда доносятся гневные выкрики. В руках у людей бесчисленные плакаты: «ОТЕЦ НАЦИИ НЕ ПРОДАЕТСЯ!», «АНГХОРИ-БАБА — МОШЕННИК!», «БОЙКОТИРУЕМ «ЮНАЙТЕД ЭНТЕРТЕЙНМЕНТ»!», «ГЛОБАЛИЗАЦИЯ — ЭТО ЗЛО!» На другой стороне дороги построилась целая батарея из телекамер, направленных на журналистов, которые с торжественно-угрюмыми лицами ведут захватывающие прямые репортажи.

Мохан Кумар пробирается сквозь толчею, одной рукой прижимая к себе бумажник, спрятанный во внутренний карман белоснежного костюма из натуральной ткани, а следом, перебирая высокими шпильками, плывет грациозная Рита в черном шифоновом сари и блузке с корсетом.

У входа, прямо перед коваными воротами, стоит известнейшая телевизионная журналистка Баркха Дас.

— Наиболее почитаемое имя в пантеоне лидеров Индии — это, конечно же, Мохандас Карамчанд Ганди, или Бапу, как его любовно называют миллионы соотечественников, — вещает она, держа микрофон в руках. — Затея «Юнайтед энтертейнмент» устроить публичный контакт с его духом, да еще в столь торжественный день, породила во всей стране волну возмущения. Родные Махатмы Ганди заклеймили этот спиритический сеанс как позор нации. Учитывая, что Верховный суд отказался повлиять на происходящее, похоже, сегодня святое для всех нас имя станет жертвой, возложенной на алтарь коммерческой алчности. Отвратительное действо все-таки состоится.

Журналистка надувает губы, скорчив хорошо знакомую своим зрителям гримаску.

Мохан Кумар молча кивает в знак согласия, однако проходит сквозь ворота, чтобы пристроиться в хвост очереди обладателей билетов, протянувшейся к металлодетектору.

Глядя на полные возбужденного ожидания лица вокруг, он испытывает смутное чувство досады. Его никогда не переставала изумлять неистребимая жажда наивных людей быть обманутыми. И еще Мохана раздражает нестерпимо медленное продвижение вперед — за тридцать семь лет он и забыл, что такое очередь.

После нескончаемого ожидания (за это время у него три раза проверяют билет, потом отбирают мобильник, с тем чтобы вернуть после представления, а тело просвечивают в поисках оружия или металла) Мохана Кумара наконец пропускают в залитое ярким светом фойе, где вышколенные официанты в ливреях разносят вегетарианские канапе и безалкогольные напитки. В дальнем углу на возвышенной площадке сидит со скрещенными ногами группа певцов, исполняющих любимый бхаджан Махатмы Ганди, «Вайшнав Джанато». Музыканты аккомпанируют им на табле и фисгармонии.